потому что садилась я, толком не зная, как описать и
люблю этот осколок. вот просто до дрожи.
седьмой осколок.Про веснушки Яхико Нагато узнал случайно, и если бы не ты вылазка в чужой город без войны и с цветущими подсолнухами - ни за что бы не догадался.
Впервые выбраться из промозглой и сырой Амегакуре куда-то, где нет постоянных дождей, тумана, стелющегося под ноги, и мокрой земли, чавкающей под подошвами, было здорово. Солнце приветливо им светило сквозь сочную зеленую листву, на небе ни облачка, а тишина была спокойной и совсем не звенела от напряжения, когда не ждешь, что из-за ближайших кустов кто-то выпрыгнет.
Джирайя-сенсей бодро шагал впереди, что-то напевал и кажется, совсем не думал об опасности. И правда, про какую опасность может идти речь, если в городе тебя поджидает фестиваль(в честь чего Нагато не помнил), бесплатная выпивка и горячие женщины. Яхико бурчал, плетясь сзади, и в этом бормотании можно было разобрать что-то, перемежаемое недовольным "извращенец". Впрочем, делал он это из чистой вредности и нежелания признавать - ему нравится. Это было видно по тому, как он подставлял лицо солнцу, дергал травинки и довольно жмурился, думая, что никто не смотрит. Весны в Амегакуре толком не было, как и лета. Просто наступал период, когда таял снег, смываемый дождями, пробивалась вялая зелень, становилось теплее, и вместо снега за шиворот спустя какое-то время тебе вновь капал дождь. Если бы не календарные листы, упорно напоминающие о сегодняшней дате, лето, как таковое, можно было и пропустить.
Конан цвела. Шла босиком, улыбалась, и глаза ее светились, не так, как горячее солнце на небе или фонари, включаемые поздним вечером, по-другому. Безумно ласково, тепло и нежно. От этой улыбки в горле комок почему-то вставал. В одной руке сандалии несла, а другой бережно цветов касалась, не срывала, гладила лепестки только. У самого Нагато впервые за долгое время не мерзли руки, было тепло и хорошо, да только футболка от пота неприятно к спине липла. Джирайя-сенсей попросил их одеться, как гражданских. "Там нет войны и про шиноби толком ничего не знают. Не стоит бередить лишний раз население" - вот и все объяснение. Нагато не поверил сначала, как так - нет войны, если город всего в двух днях ходьбы обычным шагом от Амегакуре? "Не бывает так" - сказал Яхико тогда и не стал ничего слушать, а Джирайя-сенсей - объяснять.
Нагато восхищался сенсеем; выбраться незамеченными в желудке жабы из страны, ставшей территорией для войны, - это надо уметь. Фестиваль должен был начаться завтра. А пока люди ходили, что-то украшали, ставили пестрые палатки, шутили и готовились к предстоящему веселью. Конан растерялась от такой оживленности после тишины озера, где они тренировались, и молчаливости их кривоватого дома. Яхико смотрел враждебно на всех, исподлобья, готовый стоять до последнего, у самого Нагато внутри было неспокойно, но не так, когда нужно выхватывать кунай и бить. Джирайя-сенсей посмеивался да подталкивал их в спины, чтобы не тормозили. В итоге они обошли несколько гостиниц, прежде чем нашли подходящую со свободными комнатами - приезжих в это время года было много. Успели только комнату осмотреть, пока Джирайя-сенсей жаловался:
- У вас девушки холодные, неживые словно. Зато здесь!..
Ушел, оставив им деньги, наказ никуда не влипать и ждать его к третьему дню - тогда и вернутся обратно, домой. Яхико покачал головой на его выходки, но не сказал и слова про то, что одних оставляет. Не зря же сенсей их уже второй год тренировал, придумывая такие ситуации, когда либо ты, либо тебя.
Из этого дня в голове отложилось немногое: Конан, окруженная кошками. Эти не боялись совсем, ластились, выгибали спины, широко зевая, устраивались на коленках, подставлялись под чужие ладони и доверительно урчали. Не то что у них. Те глаза выцарапать могли, почти как ниндзя-кошки, дикие. Конан не пошла тогда с ними, глазами только виновато посмотрела на животных, облепивших ее и так и осталась сидеть у крыльца гостиницы. Хозяин, бойкий мужчина, улыбался и кажется совсем не думал прогонять зверье. И их шатание по городу с Яхико почему-то запомнилось. Теплые улицы, мощеные булыжником, где они сидели. А больше ничего и не было.
Следующим днем поднялись поздно, когда солнце уже высоко стояло в небе, а на лице шумели и галдели люди. За ночь город преобразился не сильно, но в воздухе летало что-то такое легкое-легкое, почти пьянящее, голова немного кружилась, и все тело ощущалось словно воздухом наполненное, как от нескольких чарок саке. Это настораживало. Но мысль о том, что распыляли здесь что-то нехорошее, казалось глупой. Зачем это городу, у которого и армии-то своей нет, не то что массовых опиумов?
По узким улочкам ходили теперь втроем. Сначала искали уединенные места, где не было такой толкотни и оживленности, поближе к мостовым держались, где совсем уж дети только и бегали друг за другом, звонко смеясь. Так бы и встретили этот фестиваль в честь непонятно чего, сидя у воды да кидая камни в тонкую речушку, разглядывали бы круги на воде, слушали бы кваканье жаб и отдаленный галдеж, если бы не Конан. Она подхватила их под руки и повела обратно, при этом каждым словом словно припечатывала:
- Джирайя-сенсей специально нас сюда к празднику вытащил, а вы у воды сидите и молчите.
Почти стыдно стало. Первым опомнился Яхико, сориентировался и повел их прямо к центру, где кипела жизнь, бурлил смех, взрослые обмахивались цветастыми веерами, а дети жались друг к дружке, разинув рты, смотрели на акробатов и фокусников. Они втроем постепенно втянулись, приобщились к толпе. Любопытно заглядывали в разношерстные палатки, понаставленные то тут, то там. А потом вагаси накупили: ан-пан, данго, имагаваяки, кинкато и дайфуку с клубникой. Еще что-то покупали, только Нагато этим и ограничился - слишком сладко. От этой приторной сладости зубы сводило да губы липкими становились. Неудобно. Нагато украдкой губы вытирал и на Конан смотрел. Конан - красавица, с бумажным цветком в волосах и живыми глазами. Ей вслед оглядывались, а теперь и вовсе пытались приударить, неуклюже, чисто по-мальчишески. Потом только заметил хмурого Яхико, вот-вот готового идти и если не бить морды, то точно разбираться. В последний момент успел руку на плечо положить. Слишком сладко.
- Не надо.
И это "не надо", сказанное тихо, прозвучало как просьба, а не как хлесткий приказ. Яхико щерился и огрызался всегда на любую попытку командовать им, а сейчас и правда остановился, посмотрел неуверенно. И это "не надо" вмещало в себя "она справится". Конечно, справится. Потерю близких пережила, голод пережила, войну переживет, а с какими-то пацанами, не умевшими оружие даже держать, не справится? Яхико фыркнул, словно мысли чужие подсмотрел, но плечо под ладонью расслабилось.
Бродили по городу медленно, до самого вечера, пока не начали зажигать подвешенные фонарики. Хороший день был. Конан улыбалась все время, а Яхико играл с мелюзгой, спорил со взрослыми и улыбался широко, неловко на макушке взъерошивая рыжие пряди. "Он ведь подходит этому месту. Влитой словно. Самый обычный. И не скажешь, что через войну проходит" - эта мысль душила с самого начала.
Спать легли поздно, долго еще шептались, ворочаясь в футонах, обсуждали прошедший день. Нагато себя радостным чувствовал, счастливым, и весь день сегодняшний таким был - ярким, переливчатым, блестящим. Такой только и надо вспоминать, когда либо ты, либо тебя.
Утро пришло неожиданно. Нагато проснулся от тревожного ощущения. Еще глаза не успел толком открыть, напрягся весь, готовый к рывку, подскочил и лбом столкнулся с Яхико. Оба тихо ойкнули от неожиданности и замерли. Приятная сонная нега сразу же спала, лоб немного болел, но эта боль была пустяковая, на такую даже внимания не стоит обращать, а челка лезла в глаза. Нагато молчал. Надо было спросить "Что ты тут делаешь?" или "Чего не спишь в такую рань?", черт возьми, надо было хоть что-то спросить, хоть самую банальную и идиотскую глупость. Готов был уже ляпнуть что-нибудь, лишь бы разбить эту смущающую тишину, как Яхико ладонь прижал к чужим губам, зашипел, призывая к тишине и головой указывая на спящую Конан - та спала чутко, от любого лишнего звука могла проснуться.
Собирались в тишине, точнее, собирался Нагато, а сам Яхико от нетерпения чуть ли не подпрыгивал. Видеть его таким - взволнованным, дерганным, готовым куда-то сорваться - было непривычно. На улицу выскочили быстро, тихо и аккуратно, ничего не задев, и под ногами половицы предательски не скрипели. Яхико сбивчиво что-то шептал, хотя здесь уже можно было говорить в полный голос, потом резко остановился, проглатывая целое предложение, покачал головой и схватил Нагато за руку, потащил куда-то. Утром было немного холодно, но горячая ладонь Яхико не давала этого толком прочувствовать. Не шли даже, бежали, бежали, словно могли опоздать на что-то очень и очень важное. Руку Яхико выпустил, только когда дома поредели и совсем уж перестали встречаться. Нагато ничего не понимал, только знал, что они где-то уже за пределами города.
Когда Яхико перемахнул через высокий забор с надписью "ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ", Нагато начал волноваться, но вдохнул, выдохнул и полез за другом. Если будит ранним утром, скрытничает, тащит к самой окраине, а потом врывается на чужую территорию - это что-то важное.
Уже стоя на земле, Нагато понял, как ошибался. Яхико притащил его к подсолнухам.(И как только нашел?)Их тут целая прорва была. Цветущие, повернутые головками к солнцу они ослепляли своей желтизной. В воздухе висел тяжелый запах то ли масла какого, то ли нектара - не разобрать. Яхико улыбался широко, совсем как вчера, на празднике, и в глазах его можно было прочитать довольное "впечатлен?" или "знаю ведь, что нравится".
Нагато собирался стойко молчать и не говорить ни слова этому оболтусу. Вон как сияет, словно монета начищенная. А потом заметил веснушки и пропал. Как ведь бывает, живешь относительно неплохо, а потом какая-то мелочь не вписывается в твой тесный и привычный мир. Вот так и получилось с этими чертовыми веснушками. Яхико рыжий, загорелый, с голубыми глазами и грубыми ладонями, с морщинкой между бровей и жутко упрямый. С веснушками. На щеках и на носу было больше всего, даже на лбу появились.
- Эй, ты чего? У меня на лице что-то, да? - И замер, резко закрывая щеки ладонями. Нагато растерялся даже. Не подумал, что Яхико может стесняться, да и было бы чего. Это же просто пятна. Постоял немного, прислушиваясь к себе, успокаиваясь, вдохнул, выдохнул, подошел и чужие ладони от лица отвел. Два года уже вместе, под одной крышей спят, за одним столом едят и защищают друг друга, а про эти глупые веснушки не знал и даже не замечал.
- У мамы тоже были, - Нагато запнулся сначала, воспоминания жги душу и камнем падали с языка, - а она смеялась только, не прятала их, говорила, что весной уж совсем высыпают, ходит, словно огнем или солнцем целованная. Я все посчитать хотел... - Закончить мысль не получалось, слова никогда не были сильной стороной Нагато, а сейчас и вовсе невмоготу стало. Как объяснить, что не успел? Столько всего еще не успел сделать. Война всегда приходит неожиданно. Ты думаешь, что она где-то там, далеко, а нет, уже не просто у твоего порога стоит, в затылок дышит. Руки не дрожали, слезы не шли, глаза совсем сухими были, а на душе - не просто тяжело, грудь словно свело, вдоха маленького не сделать даже.
Яхико смотрел внимательно-внимательно, то ли в душу заглядывал, то ли мысли опять чужие подсматривал, но плечами пожал и выдал:
- Ну так мои посчитай. - Как будто так и надо. А потом подумал, глазами смущенно и немного зло сверкнул и добавил. - И не смущаюсь я. Просто ты... Да, это все ты!
Казалось, что сейчас ему дыхание новое подарили, тиски на груди разорвали и в руки вручили что-то совершенно бесценное. И правда, не зря Яхико его будил, важное что-то сделал, только не совсем то, на что рассчитывал.
В тот момент Нагато пообещал себе, что каждую весну вот так будет, не обязательно с подсолнухами, но с веснушками - непременно. И так до самой старости. А войну... Войну они переживут и не просто из своего дома выгонят, из страны - метелкой, какая стоит у них на самом чердаке.
И Нагато начал считать.